“Саломея“: тайна за семью покрывалами
…Немногое запомнилось из той ночи. Иудейская провинция, захваченная Римом. Пир во дворце по случаю дня рождения тетрарха. Босая девушка, танцующая в свете луны. И отрубленная голова в её руках…
Вот почти всё, что мы знаем о Саломее, царевне иудейской, падчерице тетрарха Ирода Антипы. Она танцевала для него и его гостей, а потом в качестве награды попросила голову Иоанна Крестителя. В Библии у неё нет даже имени. Имя придумают позже, придумают и историю о роковой женщине, ослепленной ядовитой страстью к таинственному пророку из пустыни и, не найдя взаимности, потребовавшей подать его голову на серебряном блюде. Такой – соблазнительной и опасной как запретный плод – предстаёт Саломея на декадентских картинах эпохи fin de siècle, в пьесе Оскара Уайльда, в опере Рихарда Штрауса. Такой её видели (или хотели видеть) мужчины.
Но женщина – режиссёр и драматург Яэль Фарбер – предлагает радикально иную версию событий в новой постановке лондонского Национального театра, показанной в Уфе в рамках проекта TheatreHD.»
Маленькая иудейская провинция оккупирована Римскими войсками. У власти трусливые правители, готовые на всё, лишь бы сохранить свои привилегии и имущество. Страдания простого народа их не интересуют. Никого не интересует и мнение той, кого потом назовут царевной Саломеей (Изабелла Нефар). Безмолвной тенью бродит она по дворцу и безропотно сносит домогательства своего отчима Ирода (Пол Чахиди).
Саломея в пьесе Яэль Фарбер почти не разговаривает, у неё нет права голоса в этом мире.
Вместо неё говорит Безымянная (Олуэн Фуэре) – её будущее постаревшее “Я“ с седыми растрепанными волосами и безумным взглядом. Но вдруг тот же горящий взгляд она встречает в глазах пришедшего из пустыни пророка Иоканаана (Рамзи Шукер), который понимает, что единственный способ сокрушить эту власть и подтолкнуть народ Иудеи к восстанию – показать им мученика, умершего за веру. Иоканаан – единственный, кто видит в Саломее живую человеческую душу, и впервые у неё появляется надежда. Не на счастье, но на очищение и избавление. Дальнейшие события пусть останутся для читателей сокрытыми, хотя об исходе догадаться уже нетрудно.
Спектакль говорит одновременно и об острейших политических проблемах наших дней и о чём-то вне времени.
Сценография (дизайн Сьюзан Хилферти) выстроена таким образом, что всё происходящее на сцене кажется неким ритуалом, мистерией. Персонажи здесь не столько живые люди, сколько участники нового мифа, который творит Яэль Фарбер. Плавные движения, торжественные интонации, очищающая вода, песок, каскадами ниспадающий с потолка, и пение двух одиноких женских голосов в пустыне огромной сцены театра Оливье. В гипнотическом звуковом пространстве спектакля сочетаются арабские и еврейские напевы в исполнении Лубаны аль-Кунтар и Ясмин Леви, бой ритуального барабана и разноязыкий говор – мы слышим попеременно то английский, то арабский, то иврит.
Звук, пластика и сценография спектакля убеждают, поражают и завораживают, однако сама пьеса несколько проигрывает им в лаконичной выразительности. Текст новой “Саломеи“ перенасыщен цитатами: Уайльд и Библия, Данте и “Песнь Песней“, апокрифы ранних христиан и аккадский миф “Нисхождение Иштар“. Обилие отсылок и аллюзий, большая часть которых не прочитывается современным зрителем, делает спектакль тяжеловесным, если, конечно, не воспринимать их как некий медитативный звуковой ряд, на фоне которого вырисовывается поистине монументальный архетипический образ Женщины-Матери-Земли. Не случайно в пьесе постоянно проводится параллель между оккупированной землей и закрепощенным женским телом.
Саломея здесь не живой человек и даже не персонаж. Это сама Земля, страдающая от ежедневно совершающегося над ней насилия, бесправная и безмолвная.
В кульминационной сцене танца Саломеи происходит прорыв к чему-то более древнему, чем Библия, более древнему, чем вообще слова. Это рождение стихии, способной сокрушить мир. Так и происходит. Мир Понтия Пилата, Ирода и Каиафы рушится вскоре после смерти пророка Иоканаана. Но сама Саломея так и остаётся для зрителя тайной за семью покрывалами.
Фото: Johan Persson.
