“Вишневый сад“ как метафора многовековой боли
Каждую весну проект TheatreHD “привозит“ в Уфу и другие удалённые от столицы города парочку спектаклей – номинантов премии “Золотая маска“. Недавно сходила на “Вишневый сад“ от театра Европы (режиссёр Лев Додин), который в 2015 году был назван лучший спектаклем в драме (большая форма). От пьесы и текста Чехова режиссёр далеко не ушёл – всё то же и всё там же. Но акценты расставлены такие, что спектакль выглядит как большая метафора всему нашему прошлому, настоящему и, вероятно, будущему.
Помните у Чехова – звук лопнувшей струны? Додин его актуализировал: заменил на звук сирены.
Сейчас, конечно, очевидно предположение, что в слова “Приходите все смотреть, как Ермолай Лопахин хватит топором по вишневому саду… Настроим мы дач, и наши внуки и правнуки увидят тут новую жизнь…“ Чехов вложил ощущение предстоящей революции. Наверное, в 1904 году, когда он писал пьесу, время дышало ощущением надвигающего нового, разрушительного. По большому счёту разве может быть иначе, если старое прогнило настолько, что само по себе трещит по швам. История идёт по кругу – и от этого страшно.
Кажется, что в “Вишневом саде“ воплотилась вся наша многовековая боль – не проработанные страхи поколений, не вылеченные язвы страны.
И это остро ощущается в словах ликующего купца Лопахина, который, купив поместье Раневских-Гаевых, кричит “Я купил имение, где дед и отец были рабами, где их не пускали даже в кухню!“. В его словах радости ощущается боль. И едва ли он знает, что с ней делать, и потому, вероятно, может только разрушать старое в надежде построить новое – счастливое и без боли, но вот беда – рай нельзя построить на трупах людей – или деревьев, что метафорично.
Когда прошлое без рефлексии, возникает порочный круг. Нашей стране нужна психотерапия, как и всем нам.
Но вернёмся к Чехову. Этот драматург, конечно, частенько транслирует в своих рассказах сексистские мысли, так что восторгов относительно его творчества (да и всей классики мужского авторства) я не испытываю, но надо признать, что “Вишневый сад“ – это мощь. Причём мощь, которая кроется в лаконизме и простоте. Здесь удивительно ярко и метко прописаны персонажи и персонажки: вот Любовь Андреевна Раневская (Ксения Раппопорт) и её брат Гаев (Игорь Черневич) – представители старого времени, дворяне, бывшие крепостники. Они как дети – инфантильные и беспомощные. Вот Лопахин (Данила Козловский) – богатый купец, сын бывшего крепостного, представитель нового, разрушитель старого. Вот студент Трофимов (Олег Рязанцев) и дочь Раневской Аня (Екатерина Тарасова) – новое поколение, верящее в идеалы добра и справедливости. Они чисты, невинны и готовы трудиться, чтобы идти в светлое будущее. А вот Фирс – пожилой слуга, который, получив волю, предпочёл остаться с господами – он статичный символ того позорного пятна в нашей истории, что зовётся крепостничеством, и от влияния которого на нашу ментальность мы до сих пор не можем уйти. Кстати, два года назад мы писали здесь о додинском спектакле “Жизнь и судьба“ по роману В. Гроссмана.
Оглядываясь на эти две работы, у меня тет сомнений, что Додин пацифист и патриот (в хорошем смысле этого слова), чем мне решительно нравится.
В финале мы видим ещё одну отсылку к истории – на белом экране отображается будущее героев и героинь пьесы, которые выходят в арестантских робах и встают в ряд. “Новое“ не пощадило никого. Бесспорно, эффекта от присутствия в зрительном зале было бы больше ещё и потому, что здесь между актёрами и зрителями нет границ. Часть декораций стоит между сценой и зрительскими рядами, бильярдный стол и стремянка – между креслами, а актёры и актрисы ходят вокруг сидящих зрителей, от чего кажется, что все они – гости в имении Раневских-Гаевых. Несмотря на то, что я смотрела “Вишней сад“ в записи, выходила я из зала, чувствуя лёгкий ток на коже. И думаю, это хороший индикатор если не катарсиса, то вдохновения, а это бесценно.
