Шекспир, гориллы, эксгибиционизм

Шекспир, гориллы, эксгибиционизм

Что не придумаешь, чтобы привлечь ваше внимание. Но вышенаписанное действительно есть в спектакле, о котором я сейчас хочу рассказать, но это в нём не главное. Итак, с подачи немецкого режиссера Томаса Остармайера консервативный театр Комеди Франсез, один из последних бастионов классического театра, и не только во Франции, но и во всем мире, стал местом современного искусства. Причина тому – постановка шекспировской Двенадцатой ночи“, премьера которой прошла в прошлом году в Париже, а благодаря проекту TheatreHD мы имеем возможность увидеть эту работу в кинотеатрах российских городов. По возрастному ограничению 18+ можно было примерно предположить, чем начинил творец своё детище. Но не буду злоупотреблять расхожим словом “эпатаж“, я верю режиссёру, который в одном интервью сказал, что главной его задачей было показать свое видение Шекспира – более живое, перформативное и визуальное.

 

В спектакле аскетичные декорации, которые не меняются за все три часа действия: кресло, покрытое шкурой, две искусственные пальмы и несколько булыжников. После открытия занавеса мы видим двух горилл, самозабвенно разгуливающих по сцене. Кроме того, Остермайер ушёл от игры только на традиционной авансцене и сделал узкий подиум, тянущийся через весь партер, по которому актёры и актрисы дефилируют весь спектакль, иногда обращаясь к зрителям.

Главная загогулина шекспировской пьесы “Двенадцатая ночь“ – в перевоплощении героини Виолы.

Молодая девушка, потерпев кораблекрушение вместе с братом Себастьяном и потеряв его в море, спасается, и чтобы заработать денег, устраивается на службу к знатному герцогу Орсино в образе молодого человека по имени Цезарио. Удивительно, что драматург, живший в 16 веке, актуален сейчас даже по части вопросов пола и гендера. В 20 веке, когда в обществе заговорили о небинарности, и агендеры, бигендеры и интерсекс-люди имеют возможность быть “видимыми“ и услышанными, метаморфозы героини не вызывают у меня то ощущение неловкости что ли, которое я испытала в юности про просмотре советской версии “Двенадцатой ночи“ с Кларой Лучко.

Поскольку в Европе с правами человека дела обстоят получше, то и репрезентация людей негетеросексуальной ориентации в искусстве имеет место быть. Спектакль Остермайера не исключение.

То, в чём наш среднестатический зритель может увидеть желание эпатажа, на самом деле – часть жизни французов. Спектакль встроен в реальность, он “дышит“ нашим временем, живёт в режиме “здесь и сейчас“, что подчёркивает и политический стендап, вставленный в него, где герои шутят про Макрона, Англию, Терезу Мэй и прочие экономические процессы типа брексита и желтых жилетов. Особый шарм в постановку вносит музыка Ренессанса и красота голоса контртенора. По большому счёту в “Двенадцатой ночи“ Остермайра иногда происходят “чрезмерные“ вещи, так что не ждите спектакль, укладывающийся в общепринятые рамки, и приготовьтесь удивляться, если современный театр вам в новинку. Ведь спектакль может быть любым. Нравится или не нравится – это цензура зрителя, и она второстепенна. А вот за первостепенным в театре – за тем, насколько широки рамки режиссёрской задумки, наблюдать всегда интересно и увлекательно. У Остермайера в этом плане есть где развернуться.

Ева Айсын