Что не так с “Дыханием рая“?

“Дыхание рая“ – спектакль Салаватского драматического театра, показанный на сцене Башкирского театра драмы в Уфе. На первый показ попасть не смогла, пришлось продать билет. После, заинтригованная впечатлениями подруг, и увидев, что будет второй показ, решила попасть на него. И это стоило того, но не потому что спектакль отличный, а потому, что вызывает много вопросов и даёт пищу для размышления относильно его устройства. К тому же, любая постановка самоценна и достойна внимания, хотя бы потому, что многие люди вложили в неё свой труд и, возможно, душу. Но с “Дыханием рая“ что-то пошло не так, и вместо катарсиса и вдохновения, я получила стойкую фрустрацию.

Попробую разобраться, почему всё так вышло со спектаклем режиссёра Ильсура Казакбаева по повести Гульсиры Гиззатуллиной.

“Дыхание рая“ начинается феерично и громко, с танцами и песнями, в лучших традициях современного театра. “А они не боятся экспериментировать“, – воодушевленно шепнул рядом сидящий Типичный Першин. Впечатлила сценография спектакля с минимумом декораций в виде пяти передвижных коробок из прозрачного оргстекла, на которые накладывалась видеопроекция. Интересно было и то, что создатели создавали мизансцены с несколькими параллельно происходящими сюжетами из разного времени и пространства.

В спектакле три сюжетные линии, которые сначала идут параллельно друг другу, затем начинают сближаться, и в финале сходятся в одной точке.

Большую часть спектакля занимает история Дильбар (Науфиля Якупова) – предпринимательницы, попавшей в тюрьму из-за махинаций в семейном бизнесе. Женщина берёт всю вину на себя в надежде, что, как матери двух детей, ей смягчат наказание, но её план не срабатывает. Пока Дильбар в тюрьме, её муж находит себе другую жену и настраивает детей против матери. Прошлое героини соседствует на сцене с её настоящим и будущим: муж и дети, бывшие сокамерницы и рабочие-строители из числа подчиненных. Такое смешение времен и персонажей – интересный ход, но он так и не входит в свою гармоничную фазу.

Части спектакля не собираются в единое целое, и все три часа существуют разрозненно. Композиция рассыпается на глазах.

Большой вопрос вызвала сцена, где Дильбар, раздавленная горем от предательства мужа и детей, внезапно и резко начинает танцевать и петь весёлую песню “Джимми-Джимми, ача-ача“ из индийского фильма. Наверное, всему этому есть какое-то логическое объяснение, но оно совершенно не очевидно, от чего такой выпад выглядит очень странно и нелепо. Топорно выглядит и сцена с чтением отрывка из “Евгения Онегина“.

В этом месте спектакль мне напомнил пазл, который нельзя сложить, потому что кусочки не подогнаны по размеру. Дальше это ощущение только укреплялось.

Вторая сюжетная линия – история коррумпированного адвоката Инсафа (Мирас Юмагузин). Ему в сюжете уделено мало времени, поэтому герой в “три прыжка“ проходит своё развитие от отпетого мерзавца до раскаявшегося благотворителя. На промежуточной стадии изменений, мы видим сцену, где пьяный проститутор Инсаф издевается над женщиной, заставляя её выполнять свои команды. Я поежилась, услышав в этот момент смех в зале. Ага, реальность такова, что кому-то насилие кажется смешным, и неприятно от мысли, что эти люди рядом с тобой в одном зале. Сама по себе идея этой сцены композиционно и логически оправдана: Инсаф проводит аналогию, сравнив себя, продажного адвоката, с “продажной“ женщиной.

Но постойте, проституция – это не “такая же работа, как все остальные“ (проституция = насилие) и это не “выбор женщины“.

Транслировать мизогинные убеждения через свои книги и спектакли, тем самым укрепляя их в головах людей – токсичное явление. И я очень хотела бы дожить до того времени, когда подобная репрезентация в искусстве перестанет быть нормой.

Третья линия – это история маленького Диниса – ребёнка с инвалидностью, которого отчаявшаяся мать оставляет в доме сирот.

Не знаю, почему притчу про девочку Рози мать Диниса рефреном повторяет раза четыре из сцены в сцену. Эта избыточность била меня по ушам и снова вызывала недоумение. Динис в спектакле присутствует в двух ипостасях – в виде деревянной куклы-младенца и более взрослой версии – танцующего мальчика с шаром. Дети с особенностями развития становятся для главных героев частью их жизни. Так три персонажа – Дильбар, Инсаф и Динис сходятся в одной точке. Одна из сильных сцен в спектакле – выход актрисы из образа: Назифа Аласова снимает натянутую на глаза шапку, в которой пребывала всё время, и говорит от своего имени.

Монолог актрисы очень мощный, потому что честный, и он – про нас.

Да, мы боимся Других – людей, отличающихся от нас. У одних страх вызывают люди с инвалидностью, у других – ВИЧ-инфицированные, у третьих – бездомные, у четвёртых – негетеросексуальные и транс-люди и т.д. Список можно продолжать долго. Была бы угнетённая группа, а фобия найдётся. В этом смысле монолог Назифы затрагивает актуальную проблему стигматизации угнетённых социальных групп, но натягивая струну до предела, очень легко уйти с плоскости драматургии в область манипуляций зрительскими эмоциями.

К сожалению, по это кривой дорожке пошли создатели “Дыхание рая“ .

На фоне несостоятельности конструкции спектакля, такой ход ещё больше усугубляет ситуацию, превращая художественное высказывание в агитку. Да, агитка сработала, люди плакали, моё сердце тоже сжималось от сострадания, но где здесь искусство? И причём здесь театр? В финале я не кривя душой аплодировала всем создателям/цам спектакля, но это была благодарность им за участие в процессе, а не за результат.

Фото: Aleksandr Kazakov, с сайта театрсалават.рф.